С началом зимы я покинул Ханой и перебрался в Петербург. Одевшись потеплее, я долго бродил по набережным, смотрел на скованные льдом реки и воображал, как они преобразятся с приходом весны. Тронется лед, побежит вода, пойдут по ней корабли и катера. И я в своих грёзах буду сидеть одиноко на плоту, плыть по реке жизни и озираться по сторонам, не имея возможности причалить на время к берегу. Буду плыть и плыть, пока путешествие не окончится. В том, что оно окончится, у меня больших сомнений нет.

Раз прибегнув к такой, пусть и далеко неточной аналогии, от неё сложно отвязаться. Что я буду делать на этом плоту? Как потратить оставшееся время? Наверное с большим вниманием вглядываться в детали. А если встречу по пути таких же, как я, то помахать рукой, улыбнуться.

Примерно так я и решил, что хочу попробовать себя в роли волонтёра. Не могу сказать, что во мне много сострадания и сопереживания на эмоциональном уровне. Мне довольно легко наблюдать за чужими страданиями. Так что моё желание объяснялось скорее неким категорическим императивом.

Не в силах познать бытие во всём его проявлении, я, по-прежнему, в целях упрощения делю мир на оттенки серого. Словно решая гигантское уравнение, пытаюсь поделить мир на хорошее и плохое, чтобы они уравновесили друг друга. Должен понять, на чём сосредоточить своё внимание, а на что закрыть глаза.

Скорее всего мне не удалось бы стать хорошей сиделкой. Будь я клоуном в детском доме, то был бы очень скучный и грустный клоун. Всю жизнь учившись понемногу чему-нибудь и как-нибудь, я подумал, что и сам могу кого-нибудь пообучать. Подобные настроения, как мне кажется, довольно свойственны дилетантам, как я.

Будь что будет, сказал я себе, и устроился репетитором по математике в детский приют. Попал к ребятам 13-16 лет «с девиантным поведением». И снова каждый по-своему проведет границу между девиантностью и нормальностью. Сложно назвать этих ребят ангелами, но и чертятами их не назовёшь.

Не знаю, чего ожидало от меня руководство приюта, какие задачи я должен был решать и какие цели видеть перед собой. Наверное, чтобы оценки стали получше, чтобы девятиклассники сдали выпускной экзамен, ну и просто быть для них другом. Если так, то наверное хоть немножко что-то удалось сделать.

Сам же я смотрел на всё это иначе. Конечно, математику уже затем учить надо, что она ум в порядок приводит. И ребятам явно не мешало бы научиться, например, искуснее выстраивать логические рассуждения. Но для меня математика была лишь предлогом. Мне хотелось заронить в них искру любопытства, интереса к познанию окружающего нас мира.

Бывает иногда, порой всего на несколько секунд я чувствую, что существую, что существует вселенная, что я её часть, что всё пребывает, здесь и сейчас. И я мог бы сказать, что мир вибрирует, звенит, молчит, пронизывает, переливается, сверкает. И, в конечном итоге, остаётся непознаваемым. А у нас есть мечта. Мы хотим понять. И мы придумываем схемы, набрасываем, словно невод, координатные сети, ловим отражения одной из граней. Созерцаем, творим, создаём научные теории, обращаемся к религиозному опыту, чтобы понять. Математика — лишь один из множества языков, которые мы используем.

Вот этот интерес к познанию мира и, может быть, даже чуточку трепета мне бы и хотелось дать ребятам. Конечно, это и наивно, и амбициозно, и даже, наверное, не моё дело. Но я люблю помечтать.

Сейчас, когда для меня уже закончился учебный год, а через несколько дней в интернете будет полно фотографий с выпускных, ученики и их родители будут делиться успехами и неудачами, я могу сказать, что у меня ничего не вышло. Часто, перед тем как уснуть, я мысленно спорил с кем-то из ребят и пытался склонить их на свою сторону, но даже во снах моя риторика оставалась неубедительной, что уж говорить о действительности. Мне ещё многому нужно научиться.